актам!.. Это меня, как поэта, глубоко возмущает, и меня огорчает не какое-нибудь наказание, насколько то обстоятельство, что я могу слыть за такого субъекта в глазах кого бы то ни было. В настоящее время такое обвинение я вижу со стороны Тифлисского жандармского правления, и оно является в то же время моим судьей. Но Жандармское правление, <при>дающее громадное значение подозрениям и слухам и которое видит все, что совершается в темных уголках, каким образом, говорю я, оно может игнорировать всего человека, его душу и его дела, выставленные на общественную оценку со всеми своими проявлениями. Вы, приписывая мне известное направление, предполагаете, что я способен употреблять на этом пути оружие подобно революционерам. Как же могло случиться, чтобы я не пользовался тем оружием, моим поэтическим талантом и моим пером, которые, согласитесь и Вы, гораздо сильнее всякого револьвера… Нигде не можете указать па это. Не можете, по все же я сижу в тюрьме, семейство мое беспомощно, сын мой, гимназист, лишенный уроков, со мной. Может случиться, что и мои настоящие слова не будут иметь особенного значения для Вас, но все-таки я говорю, т. к. не мог о них умолчать Что же касается фактов, я думаю, было достаточно представленного мной для доказательства моей невинности по поводу одного подозрения или одного подозрительного доноса.
Билет № 2499
17-го января, 1909 г.
Метехский замок г. Тифлис
