утверждая, что такая форма никогда не была присуща армянской церкви. Чертеж сохранился в этом изуродованном виде.
Закончив к последним числам июня 1904 г. все работы по обмеру Звартноца, Тораманян немедленно выехал в Ани для участия в раскопках, производившихся под руководством академика Н. Я. Марра, который в его жизни и деятельности сыграл весьма значительную роль. Обстоятельство это не раз подчеркивалось самим Тораманяном. В статье против М. Тер-Мовсесяна он пишет о своем знакомстве с Марром: „Действительно, я благодарен и вполне признателен Вам за то, что Вы своей рекомендацией познакомили меня со знаменитым ученым проф. Марром, под покровительством которого, в спокойных и обеспеченных условиях жизни, я выполнил крупную работу, полезную не только для меня, но и для всего научного мира“.
Сознание значения выполняемого им дела заставляло его быть крайне добросовестным в своей кропотливой работе, что не раз отмечалось авторитетными учреждениями и известными учеными.
Комиссия по рассмотрению обмеров, произведенных Тораманяном, организованная в 1909 г. Императорской Академией Наук в составе академиков К. Г. Залемана, Н. П. Кондакова, С. Ф. Ольденбурга, академиков архитектуры Н. В. Султанова, М. Т. Преображенского и самого Н. Я. Марра, удостоила работы Тораманяна высокой оценки, а его самого рекомендовала вниманию Академии. В протоколе Комиссии (п. 4) сказано:
„Комиссия единогласно постановила довести до сведения Историко-Филологического Отделения (Академии), что за снимками и обмерами Тораманяна она признает большую научно-художественную ценность и считает дальнейшую работу его в Ани весьма полезной для науки и искусства“[1].
Не следует забывать, что в привлечении внимания Академии к трудам Тораманяна играла большую роль поддержка Н. Я. Марра, благодаря усилиям которого он получал от Академии и денежную награду.
Археологические работы, которые в дальнейшем в течение многих лет проводил Тораманян в Ани, создали ему известность видного архитектора-археолога.
„Ани же,“—пишет поэт Аветик Исаакян,— Ани являлся для Тораманяна живою, дышащею действительностью. Прошлое Ани в глазах его представлялось живым, настоящим. Он видел минувшие события и образы, он слышал голос прошлого, он чувствовал прошлое. Для него в Ани не было ничего мертвого и разрушенного. Перед взором его все вставало в целости, невредимости и совершенстве, так как все это он восстанавливал в своем чудесном и точном воображении художника. Казалось, он видел собственными глазами мастеров-строителей этих великолепных зданий, он говорил с ними, учился у них, работал вместе с ними и таким путем раскрывал секреты их мастерства. Знать так много мог только очевидец“[2].
Поводом к тому, чтобы Тораманян остался в Ани на продолжительное время, послужило следующее обстоятельство. Еще до приезда в Армению Тораманян был знаком с обмерами памятников армянской архитектуры, изданными Тексье и другими учеными. Сличив на месте эти обмеры с памятниками и убедившись в их неточности и несоответствии с натурой, он решил остаться в Ани
